
Меня зовут Роман. В предыдущей статье я уже поделился историей своего тяжелого детства и трех неудачных попыток стать военным. Теперь хочу рассказать о том, как я завершил военную карьеру, а потом решил отправиться добровольцем на СВО.
После того как я отказался от работы тренера и квартиры от Министерства спорта, я пошел в военкомат. Назвал свою фамилию и имя. Мне ответили, что у них нет моего личного дела. В этот момент я понял, почему меня не призывали. Я вспомнил, что после того, как забрал документы из Института ФСБ, оставил их дома. В военкомате отправили запрос в Краснодарский край и получили мое личное дело. Потом меня отправили в город Тамбов, в 16-ю бригаду специального назначения. В этот момент подумал: наконец-то моя мечта сбылась.
Как я стал контрактником: узнал жизнь военных изнутри
В армии я узнал, что люди с высшим образованием через полгода срочной службы имеют право подписать контракт. Я пошел в кабинет, где подписывают контракты. По всем характеристикам я подходил, поэтому получил направление. Я подписал контракт, и меня распределили в другой отряд и другую роту, прикомандировали во вторую группу. Я отправился в первую командировку.
Я стал старшим разведчиком-снайпером, получил винтовку, которую до этого ни разу не держал в руках. Ни разу не стрелял из такой. Я все ждал, пока мы начнем диверсионные операции, засады. А в итоге всю командировку мы лазили по горам и сидели в кустах. Я получил удовольствие только тогда, когда приехала съемочная группа Первого канала, которая снимала телепередачи про военные части. Нам дали все вооружение, холостые патроны. Мы инсценировали налет и засаду. Мне очень понравилось в этом участвовать.
Потом мы поехали на горно-высотную подготовку, через месяц вернулись обратно. Нам сказали, что завтра получим отпускные и поедем домой. Но в четыре утра была объявлена боевая тревога. Отвезли нас в военный аэропорт недалеко от Тамбова и загрузили в самолет. Мы прилетели в Новороссийск, нас ждала машина Урал, вся наша военная техника и личный состав. В этот момент я узнал, что мы отправляемся в Крым.
Мы поплыли на лодке, чтобы попасть в нужную точку по морю, дорога заняла около двух дней. Ночью пересели на паром и выгрузились на берегу Севастополя. Там стоял единственный военный корабль. Нас с товарищем поставили на пост, нужно было в гальке выкопать себе укрытие. Две недели мы там просидели: еды и воды нет, дождь, ветер. Спасибо большое местной бабушке, которая приносила нам яйца и картошку с салом.
Наступил день операции: нужно было штурмовать огромный военный корабль. Но он уже давно стоял пустой, всех военных сняли. Потом заехали воздушно-десантные войска, началась операция внутри города. Нас перебросили на Севастопольскую базу.
После референдума о вхождении Крыма в состав России нас отправили в Миллерово. Мы занимались разведкой приоритетных целей и корректировкой артиллерии: находили объекты и вооружение. Образовательной части не было — я стал ощущать, что не развиваюсь.
Я приехал домой в отпуск и понял, что гражданская жизнь мне нравится больше, так как вокруг огромное количество возможностей для развития. Я решил, что добросовестно отслужу свой годовой контракт, а продлевать его не буду.
Первый стрелковый бой, который чуть не стал для меня последним
После отпуска нас отправили в командировку. Там произошел мой первый стрелковый бой с противником. Командир нашей группы был отправлен на обучение в Высшее командное училище. А к нам на его место прислали лейтенанта, который закончил гражданский вуз с военной кафедрой.
Мы выполняли задачу по поиску групп. Совершили засаду на небольшую колонну, собрали информацию. После этого должны были отойти по запланированному маршруту, который заранее был утвержден. Лейтенант сказал, что мы должны пойти по другому маршруту, так как он сам все посмотрел, измерил и нашел более безопасный путь. Прапорщик из нашей группы, который участвовал во многих боевых операциях, не мог найти общий язык с лейтенантом, так как у того не было боевого опыта.
Лейтенант повел нас по своему маршруту: вывел из лесополосы, нам пришлось бежать 800 метров по открытой местности. Впереди низина, а в ней противник, который увидел движение нашей группы. Мы вышли на них. Последовал бой. Началась неразбериха: кто-то кричит, кого-то ранили.
Было очень страшно. Я осознал, что меня ни к чему не готовили, я ничего не умею. Я просто тогда стрелял, но сам не знаю куда. Лейтенант наш сбежал, а прапорщик взял на себя командование. Начал кричать на меня, подошел и настучал автоматом по голове. Он сказал, какой сектор нужно держать, я сразу пришел в чувство. Нас начали брать в кольцо. Заходили с левой и правой стороны, отсекли полностью возможность добежать до лесополосы.
Один из наших солдат выстрелил из ручного гранатомета, выстрел закопался в землю, и слева от нас загорелась трава. То же самое боец сделал справа. И трава начала гореть везде, противник не смог нас обойти. Мы под завесой дыма и гарева ушли. Помогло и то, что в этот момент подъехала группа поддержки и прилетел вертолет.
По пути с этой операции одному раненому бойцу сделали три укола промедола, после этого его сердце не выдержало, и он умер. Я хоть и не делал ему укол, чувствовал себя виноватым. Мы были виноваты в том, что даже не знали: действие промедола начинается не сразу и нельзя делать несколько инъекций.
Мы вернулись на базу, а там наш лейтенант сидит и рассказывает, что его группу уничтожили. Он — единственный выживший и бился до конца. Лейтенант не ожидал, что мы вернемся. Нас всех допросили, а потом этого офицера забрали. Больше мы его не видели.
Я очень сильно зациклился на случае с бойцом, который умер по нашей вине. Для меня стало шоком, что человека вот так можно лишить жизни. Я увидел сильно раненых бойцов, убитых. Ребята из моей группы посоветовали обратиться к психологу, и я посетил четыре сессии. Я все проговорил и обсудил с психологом, стало легче.
Переход в подразделение УФСБ: новый этап военной карьеры
К нам на базу приехали бойцы с высоким уровнем подготовки. Мы должны были работать вместе, готовилась общая операция. Я ими очень восхищался: экипировка и оснащение на высшем уровне.
Я ожил после их появления, стал всем интересоваться. Мы пошли на задачу. Я наблюдал, как они работают, как они ходят, как легко они используют оборудование. Я был потрясен. В итоге ко мне из их группы подошел незнакомый мужчина, спросил у меня: фамилию, имя, звание, должность, образование.
Вскоре меня вызвали в штаб, так как пришла бумага о том, что я должен отправиться в другой регион. Мне пояснили, что это приглашение на отбор в региональное подразделение ФСБ. Я прошел полиграф, мне обещали звание прапорщика, а после 3–4 месяцев службы обещали помочь получить лейтенанта. Я очень загорелся этой идеей, так как мечтал получить звание. Через пару месяцев меня пригласили на профотбор, потом на проверку физической подготовки. У меня уже контракт закончился, я вернулся на гражданку, и в этот момент пришло уведомление, что отбор пройден.
Приехал, познакомился с командиром бригады подразделения УФСБ. Мне показали контракт. Я открыл, увидел очень приличную зарплату, поэтому тут же его подписал.
Я познакомился с коллективом, меня хорошо приняли. Выдали 16 сумок качественной экипировки на все случаи. Все было расписано по часам: сбор в девять — начало занятий, с часу до двух перерыв на обед, с трех до четырех занятия (в основном по картографии), с четырех до шести — спортзал. На следующий день занятия по огневой тактике. Я всех мучаю, хочу все знать и уметь.
Мы отправились в Сирию: работали отдельными малыми группами. Мы получали задачу, разрабатывали ее, производили и уезжали. Было хорошее обеспечение, машины, вооружение. Мне еще и звание ветерана дали. В этот момент я подумал, что жизнь удалась: успел обзавестись семьей, карьера пошла в гору.
Я был старшим снайпером и готовился ко второй командировке в Сирию. И в этот момент на слаживании я порвал крестообразные связки левого коленного сустава. В командировку я не поехал, на мое место зачислили парня Дениса, который там погиб.
Мое восстановление заняло полгода. Командир моей группы пошел на повышение, начались ротации. Мне предложили куда-нибудь перевестись или уволиться. Я написал заявление на увольнение по состоянию здоровья, мне согласовали, и я отправился на вольные хлеба.
Как закончилась моя военная карьера: работа в личной охране
После завершения службы я находился дома в Московской области на больничном, проходил реабилитацию, документы были в стадии оформления. В этот момент мне позвонил друг отца и предложил работать в личной охране на хороших условиях: достойная зарплата, достойный костюм и машина. Я с удовольствием согласился.
Я всегда стремился многое узнавать и расти, добросовестно работать в каждой сфере, поэтому был очень обижен на армию, вообще на службу. Два года я вообще не смотрел в сторону военных структур.
Через полгода после завершения военной карьеры я начал выступать на соревнованиях по смешанным единоборствам. И потихоньку ожил: начал увлекаться разными спортивными мероприятиями, ездить на всякие занятия. Получил разрешение на оружие, прошел много инструкторских курсов. Я научился тампонировать и прошел сертификацию по установке инфузий.
Мы с товарищами стали проводить мероприятия по военной патриотике. Помимо своей работы, начал созваниваться со старыми сослуживцами, которые работают в центральном аппарате. Они звали меня на различные соревнования.
Наступил переломный момент — 2022 год, когда началась специальная военная операция. Стали приходить первые известия о знакомых погибших сослуживцах. Я начал думать о том, что не могу просто сидеть, если могу помочь.
Участие в СВО: инструктаж, работа в медицинской группе и управление БПЛА
Первый раз я поехал на территорию СВО, чтобы отвезти гуманитарную помощь. Увидел все своими глазами, начал понимать, что ситуация непростая. Меня не мобилизовали, я самостоятельно принял решение, что поеду на СВО.
Я со знакомым попал в специальную роту. Мы приехали на подготовку в бывшее мое подразделение в городе Тамбове. Мы начали подготовку в инструкторском отделе, который обучает новых бойцов частных военных компаний.
Комбат подразделения, полковник, сказал, что нужно провести занятия и подготовить личный состав для выполнения боевой задачи. Я готовил упражнения, разрабатывал тренировки по тактике. Товарищ внедрял обучение по медицине, ведь был военным хирургом. Еще у нас был дрон, с которым мы работали, так как я на гражданке прошел специальное обучение по управлению БПЛА.
После подготовки мы отправились на границу, но в списках нас не было. Мы доехали до места дислокации недалеко от Мариуполя. Началась тревога, противник пошел в прорыв. Это был 2023 год.
Я достал свою экипировку, оделся. Друг смотрит на меня, я на него. Он на войне ни разу не был. Я как старший товарищ подсказывал и помогал. Сказал ему никуда вперед не бежать, так как я в таких войнах не участвовал и не знаю, чего ожидать. Мы не были внесены в списки, просто привезли личный состав, который еще не был распределен по штату.
Нам показали тропу: налево 800 метров, направо 100, влево и вверх метров 500, а там — рубеж и зарево. Бежим туда с левой лесополосы, а справа были вдвшники. Бойцы роты, в которую мы пришли, даже не знали, кто мы.
Противник выявил, где стоял наш взвод РОП (рота огневого прикрытия), так как над нами висел коптер. А потом они пошли точечными ударами разбирать каждую точку, затем начали разбирать уже и просто пулеметчиков и автоматчиков. Мы там пробыли два дня, это время было адом. Из 400 человек нашего батальона выжило 53.
После этого мы с товарищем молчали около двух дней, не могли разговаривать. Просто смотрели друг на друга и понимали с полуслова, что хотели сказать. Я тогда думал, что готов ко всему. В тот момент реально понял, что я никто и ничто, и ничего не могу решить.
Группы специальных мероприятий, в которую мы изначально ехали, больше нет и не будет. А новый батальон еще не сформирован. Мы ждем пополнения батальона и перехода в другую армию. Нас с боевым товарищем забирают в управление как толковых инструкторов. При выполнении боевых задач мы подчинялись заместителю по бою. Мы выполняли задачи по рекогносцировке, планированию и заходили первыми на каждый участок фронта, где работал наш батальон.

Поехали мы с напарником на одно мероприятие: ночью заехало два пикапа с фальшивыми документами специального подразделения — оказались диверсанты. Вот на задержание нас и привлекли. После небольшого боя мы зашли внутрь дома, где были преступники, и я оцепенел от ужаса. Во второй комнате были наркота, изнасилованные и изуродованные трупы двух девчонок. Тело одной девочки заполнили строительной пеной, а вторая девочка была беременна, ей вскрыли живот, и тоже все запенили.
И я вот оттуда вышел и опять замолчал. Товарищ стал меня расспрашивать о том, что случилось, я понемногу начал рассказывать. Переживания отпускали меня постепенно, а потом все это мерещится. Со временем начало появляться безразличие ко всему.
Я начал по-другому воспринимать информацию из дома, с женой холоднее общаться. То, что она со мной не так часто выходит на связь, не пишет, меня расстраивало. Я считал, что она меня забыла. Дети не пишут ничего в Телеграм, у меня мысли: лучше останусь здесь, так как больше никому не нужен.
Когда инструкторское обучение закончилась, мы уже боевые задачи выполняли. Например, нужно ночью завести личный состав на участок фронта. Чтобы сразу всех туда не тащить, потому что появилось уже большое количество дронов, мы первыми выдвигались в составе четырех человек: измеряли полностью дистанцию, определяли, сколько идти до позиций, отбивали точки.

Потом начались сложности из-за погодных условий: то по колено вода, то холодно. Только через 10 дней происходит ротация. Воду черпаешь, тут где-то кто-то стреляет, кто-то что-то кидает. Я перестал обращать на это внимание. Уснуть не можешь, ноги мерзнут, тело постоянно в сырости. По очереди черпаешь воду, она спадает до щиколотки, облокачиваешься полустоя подремать, открываешь глаза — опять по колено.
Скоро произошла ротация, нас забрали в медицинскую группу на эвакуацию. Мы с напарником работали на двух машинах, забирали раненых, по дороге перевязывали, отвозили к врачам. Травмы были очень серьезные: отрывы конечностей, жесткие переломы, помятые черепа. Сначала часто было плохо, скоро привык.
Потом у нас спросили, у кого есть допуск для БПЛА. Я проходил обучение, поэтому вызвался на эту задачу, товарища взял с собой на корректировку. Нам дали большой участок фронта, грубо говоря, просто окоп. Мы сидели в блиндаже, запускали дроны со снарядами. Товарищ выносил агрегат и корректировал меня, куда лететь.
Мы закрыли на том же участке блиндаж с тремя бойцами вражеской стороны, за счет этого произошел вход наших бойцов. За это нам дали государственную награду «За храбрость» II степени. Оттуда нас сняли.
Настал период полного безразличия. Меня поражало осознание, сколько событий можно было предотвратить и сколько жизней спасти благодаря тому оборудованию, которое есть у нас.
Болезнь друга: попытки спасти боевого товарища
Скоро у напарника поднялась температура 40 градусов, ему стало очень плохо. Он хватался за левый бок, было непонятно, что происходит. Я обратился в госпиталь, сказали, что нужно официальное письмо с направлением. Такую бумагу не удавалось сделать.
Мы обратились в гражданскую больницу. Оказалось, что у него в левом легком отверстие. После обследования мы вернулись на базу, я сразу же отправился к командиру батальона и рассказал, что другу ставят диагноз — туберкулез открытой формы. В госпиталь с таким заболеванием нельзя. Я попросил уволить его задним числом без статей и отправить лечиться в гражданскую больницу.
В этот же день собрали вещи друга, товарищи отвезли его на гражданской машине до поезда. Он поехал к отцу, там его забрали на скорой и привезли в тубдиспансер. Четыре месяца он находился в закрытой палате, прошел все обследования, диагноз не подтвердился.
Товарищу отрезали половину легкого. Через некоторое время в Центре пульмонологии ему провели все обследования, и выяснилось, что на СВО он был ранен химическим оружием. Малое количество этого вещества создало отверстие в легком. К счастью, друг остался жив, ему удалось оформить инвалидность.
Как я вернулся в самое пекло боевых действий
После отъезда боевого товарища командир приказал за десять дней подготовить личный состав для выполнения боевых задач. Он мне сказал, что до конца контракта еще месяц, так как время подготовки не учитывается. Я был в шоке, ведь думал, что поеду домой 2 января, а теперь нужно было оставаться до 22 февраля.
Я спросил, какое количество личного состава нужно подготовить, в ответ услышал — 350 человек. Я отказался готовить новеньких на убой. На что командир сказал, что за отказ отправит в самое пекло без ротации. Мне уже было все равно, меня отправили в наступление на Богдановку.
Я написал другу, что поссорился с командиром и меня отправляют в пекло. Предупредил, что буду без связи, попросил, чтобы он писал моей жене каждые 5–10 дней, так как она не знала, что товарищ лежит в больнице.
Я вошел в состав двадцати человек. Нас откомандировали к зекам, которые должны были осуществлять наступление на Богдановку. Нам полагалось заходить за ними и закрепляться, занимать позиции, которые они уже взяли. А они должны были продолжать движение дальше. Но я понимал, что те позиции, которые отбили, будут сразу подвергаться артиллерийскому огню. Я долго думал, как нужно двигаться: первыми или вторыми. Решил, что нужно быть ближе к противнику, так как по своим они бить не будут. Дальше мы должны были выйти к жилой застройке, там спрятаться легче.

Наверно, у меня очень сильный ангел-хранитель, так как до застройки мы добрались нормально. Я на тот момент уже смирился с судьбой. Когда мы шли в бой вместе с другом, я ему всегда говорил, что он идет сзади, так как у него нет жены и детей, а у меня есть сын, он продолжение моего рода. Мне было легко от мысли, что товарищ сейчас в безопасности.
Ночью нас закинули на местность. Мы пошли в накат и ждали артиллерийской поддержки, которая должна была ударить по врагу. После этого мы побежали вперед. Зеки бежали с большими потерями. Я держал нейтралитет между первым и вторым звеном, но при этом постоянно мониторил спину, чтобы заградотряд не расстрелял меня.
Мы выдвинулись вперед, потом повылазили из укрытий. Стреляли кто куда, больше половины просто стреляли в непонятном направлении. Я выбрал позицию, стрельнул из РПГ. Мы постепенно стали продвигаться вперед.
Я встал возле дома с правого угла, вовнутрь заходить не стал. Услышал какой-то шелест, потом увидел двух украинцев. Начал стрелять, ко мне кто-то подбежал и крикнул, чтобы я сдавался. Я ответил, чтобы сами сдавались. В этот момент я услышал, как отщелкивается граната и противник крикнул: «Пацаны, граната!» Я ответил: «Спасибо, пацаны! Сдавайтесь!» Они сказали, что не могут, так как их сзади расстреляют. Возможно, они подумали, что мы тоже зеки, ведь и у нас стоял сзади заградотряд. Мы с украинцами не встретились: они переместились чуть назад, когда их ряды начали сдаваться или проседать.
Когда противник отошел, мы выбрали место для локации и отдыха. Только в этот момент я задумался, что если бы меня не предупредили, сейчас я был бы ранен или убит. Этот бой шокировал меня, и я просто смотрел на людей вокруг, все были удручены. Потом прибежал солдат, у которого рука висела на сухожилии. Он ее держал в другой руке и искал медика. Потом я узнал, что руку ему ампутировали, и он счастливый, что все закончилось, самостоятельно добрался до эвакуации и уехал.
Через 15–20 дней получилось добраться до связи. Включил Телеграм, а там куча поздравлений с тем, что мы взяли Богдановку, а мы взяли только переднюю линию из 2–3 домов, которые идут друг за другом. Дальше продвинуться не получалось.
Я был там без ротации в течение 27 дней. Такое наказание от командира батальона. Из 20 человек нашей группы в живых осталось только семь. Когда я вернулся на базу, мне начали говорить, чтобы я оставался. Но я этого не хотел, собрал вещи и три дня просто лежал, смотрел в потолок и пил воду. Есть я не мог, в голове не было смирения с тем, что я свободен.
22 февраля я пошел в штаб, получил документацию и выписку. Встретился с товарищем с Ямала, его отец приехал за нами на машине, прихватив с собой еды и своей самогонки. Я в тот момент ничего не хотел. На следующий день я поехал домой в Москву.
Жизнь после пережитого оказалось непростой, нужно было начинать все заново. Об этом я расскажу в следующей части моей истории.